Ричард Роджерс

Индустриальная архитектура барона Роджерса

Архитектура — искусство чрезвычайно многоликое и в зависимости от назначения являет миру то несказанную барочно-рокайльную красоту, то фабричный цех или электростанцию. Именно как индустриальную и стоит воспринимать архитектуру барона Роджерса, по проектам которого построены огромные аэропорты и похожие на заводские корпуса здания судов и парламентов. Даже музеи, им спроектированные, вполне фабричного обличья. И за все это британский архитектор удостоен мирового признания. Все же мы имеем дело не с пиратским разудалым «Веселым Роджером», а с чопорным и сдержанным британским архитектором сэром Ричардом Роджерсом.

Команда из четверых

Причуды судьбы Ричарда Роджерса выразились в том, что, рожденный в 1933 году во Флоренции, на родине множества прославленных зодчих, скульпторов и художников, он в своей профессиональной практике оказался в чрезвычайной степени далеким от канонов и идеалов Возрождения. Проекты и объекты архитектора начисто лишены бесполезной декоративности — одним словом, это индустриальная архитектура постмодерна. Возможно, что будущий архитектор не успел пропитаться ренессансным духом малой родины, поскольку был увезен в Великобританию. Там в 1959 году он окончил школу Архитектурной Ассоциации, где учился у Джеймса Стерлинга и Питера Смитсона, и отправился в США, чтобы продолжить свое образование в Йельском университете.
А вот и перекрестья судьбы: в Америке Ричард Роджерс знакомится с Норманном Фостером, еще одним будущим светилом архитектурного цеха и лауреатом премии Притцкера. В 1963 году, вернувшись в Англию, они основали вместе со своими женами Сью Роджерс и Венди Фостер архитектурную мастерскую Team 4. Именно в этот период критики охарактеризовали их творчество как hi-tech, или высокие технологии. Это стилевое определение остается актуальным в отношении работ Роджерса и Фостера по сей день, с той лишь разницей, что лорд Фостер изобретает стеклянно-металлические «корнишоны» и «апельсины», а сэр Роджерс — все больше вокзалы и ангары.
В 1967 году бюро распалось, и в 1970-м Роджерс начал сотрудничать с Ренцо Пьяно, вместе с которым победил в 1971 году в конкурсе на проект Центра Помпиду в Париже. Эта постройка стала своего рода манифестом нового направления в архитектуре, разновидности хай-тека, в которой техническая инфраструктура здания подчеркивается и даже выносится на фасад. Оно получило название «боуэллизм» (от английского bowels — «внутренности»). Ведь центр Помпиду — это здание инфраструктурным «нутром» наружу.

Шиворот-навыворот

В Париже завелась и продолжается такая президентская традиция: о де Голле напоминает Музей д`Орсэ, о Помпиду — описываемый Центр, Миттеран оставил след в виде пирамид Лувра, а Ширак недавно открыл этнографический музей французских колоний с «живыми» стенами из деревьев и кустарников. В свое время президент Жорж Помпиду возмечтал оставить память о себе в виде архитектурно-культурного объекта: «Мне хочется, чтобы в Париже был выстроен культурный центр — одновременно музей и творческая мастерская, где пластические искусства соседствовали бы с музыкой, кино, книгами и аудиовизуальными исследованиями. . . ».
В объявленном в 1969 году международном конкурсе из 680 проектов архитекторов из 49 стран победил совместный англо-итальянский проект Ричарда Роджерса и Ренцо Пьяно. Строительство продолжалось почти пять лет и обошлось в 900 миллионов франков. Открытие мечты Жоржа Помпиду состоялось 31 января 1977 года. Парижане не сразу приняли необычное строение — впрочем, как все модернистские парижские «штучки»: если Эйфелеву башню обзывали «нефтяной вышкой», то Центр Помпиду окрестили «нефтеперегонным заводом» и не только. «Европейский дом культуры», «кафедральный собор искусства», «супермаркет культуры», «электростанция», «Помпидолиум» — такими эпитетами наградила парижская пресса новое детище современного градостроительства. Необычная и даже экстравагантная (по тем временам) архитектура здания символизировала основное назначение центра — массовое «производство» и распространение культуры. Несмотря на ярлыки, здание стало не образчиком порицаемого масскульта, а образцом всего стиля хай-тек.
Здание Центра контрастирует с традиционной застройкой квартала, поражает своими авангардистскими формами и необычными масштабами: его высота 42, длина 166, ширина 60 метров. В здании восемь этажей, в том числе три подземных, площадь каждого — 7800 кв. м, а общая — 100 тысяч квадратных метров. Чтобы разгрузить внутреннее пространство, все коммуникационные системы вынесены наружу в виде огромных труб с цветовой кодировкой. Синие трубы — кондиционирование воздуха, зеленые — водопровод, желтые — электричество, красные — грузоподъемники, эскалаторы и пассажирские лифты. Здание «внутренностями наружу», вывернутая наизнанку архитектура — такова главная особенность и новация сооружения, ставшая нарицательной.
Главный вход в Центр — с одноименной площади. Фасад Центра пересечен по диагонали гигантским застекленным эскалатором. Поднявшись по нему на верхнюю площадку, посетители могут полюбоваться великолепным видом на Париж и расположенные поблизости Нотр-Дам и Монмартрский холм. Центр имени Помпиду, называемый парижанами Центром Бобур — в соответствии с адресом, стал самым посещаемым туристическим объектом Парижа: 8 миллионов посетителей в год, что в два раза больше, чем собирает Эйфелева башня, и почти столько же, как Евродиснейленд.
В 1999–2000 годах был произведен ремонт и реконструкция здания — даже хай-тек требует подновления и ремонта. Естественно, что реконструктивные и модернизационные работы проходили под авторским надзором Пьяно и Роджерса.

Терминология терминалов

Барона Роджерса впору назвать терминатором — не в смысле бездушного уничтожителя всего живого, а как проектировщика современных терминалов больших аэропортов. Кстати, их холодные, залитые ярким искусственным светом и неуютные пространства вполне можно отнести к бездушным и механическим. Но ничего не поделаешь — таков жанр. Это ведь не гостиная и не будуар, а транспортное царство и зал ожидания. Роджерс является автором четвертого терминала мадридского аэропорта Барахас и пятого терминала лондонского Хитроу. Оба этих аэропорта похожи — огромные анфилады просторных помещений, где можно прошагать с чемоданами километры. К услугам пассажиров здесь движущиеся тротуары, эскалаторы, электрички, автобусы. Здания аэропортов, конечно, ярко освещенные и воздушные, но пассажирам внутри не так уж и уютно — ни присесть, ни прилечь в ожидании стыковочного рейса. А таких очень много, ведь и Барахас, и Хитроу — пересадочные мультихабы на пути в Америку, Южную и Северную. В этом их основное предназначение, и тут уж не до нежностей к каким-то пассажирам…

страница 1 Далее