АРХИТЕКТУРА · ИНТЕРЬЕРЫ · ИМЕНА
Главная -> Статьи -> Имена -> Архитектор Кензо Танге/Под высокой маркой Kenzo

Архитектор Кензо Танге/Под высокой маркой Kenzo

Правда, речь о другом Кензо — не из мира «высокой моды», а из области мировой архитектуры, высокой во всех смыслах. Японец Кензо Танге (Kenzo Tange) прославился не только проектированием высотных зданий, но и достиг вершины профессиональной карьеры, удостоившись Притцкеровской премии. Мало того, именно его называют одним из архитекторов «японского экономического чуда», что правильно также во всех смыслах. Ведь архитектуру называют овеществленным символом экономики, и творчество Кензо, как и ароматы его парфюмерно-кутюрного тезки, — это дух современной Японии.

Японский эпоним

Эпонимом называется имя собственное, ставшее географическим или нарицательным. В случае с именем Кензо (в Японии, кстати, весьма распространенным) дело обстоит несколько иначе — оно стало брендом, прославленной торговой маркой или знаком качества, причем как в фэшн-индустрии (Kenzo Takada), так и в зодчестве. Нас больше интересует зодчество, но и мода нам небезразлична, хотя у обоих мастеров много общего. Во-первых, они не только соотечественники, но и сверстники. Главное же в их творчестве — это уважительное отношение к национальной традиции, неожиданно сочетающееся с экстравагантностью и новаторским подходом. Силуэты зданий Кензо Танге и фасоны одеяний Кензо Такады невероятно просты по крою и конструктиву, угловаты и вместе с тем изящно изогнуты — как склон горы Фудзи, как ствол деревца бонсаи, как кровля пагоды. Ортогональные очертания и пропорции их творений вторят канонам традиционного интерьера и сетчато-клетчатой структуре японского дома. Материалы и конструкции легки и приглушенно-монохромны, как ширмы и перегородки, а декор небросок и продиктован суровой природой островов. В общем, оба Кензо отмечены хорошим вкусом и чувством меры, и их общее имя стало всемирно известным брендом и прославленным японским эпонимом. Кендзо Танге родился 4 ноября 1913 года в городе Имабари (префектура Эхимэ на острове Сикоку). Школьные годы его прошли в Хиросиме. На архитектурный факультет Токийского университета Танге поступил в 1935 году, а в 1938 году, по его окончании, стал действовать в ателье архитектора Кунио Маэкава. В отрезок времени работы у Маэкавы Танге написал свой основополагающий писательский работа - эссе о Микеланджело (1939). Деятельность Танге начиналась в нелегкий для японского народа отрезок времени - во второй половине 1930-х годов. Свертывание мирного строительства сказалось, в прошлом всего, на сторонниках "новой архитектуры", стремившихся сберечь верность ее принципам. Испытывало трудности и ателье Маэкавы. Из-за отсутствия работы Танге был вынужден в 1941 году перейти в аспирантуру Токийского университета.

Атомная меланхолия

Японии пришлось заново возрождаться не только из пут довоенного феодализма, но и после атомной бомбардировки — чудовищного по своей нелепости акта устрашения со стороны американцев. Для современника этой катастрофы Танге это была трагедия не только патриотическая, но и личная, убийственная как для родины, так и для семьи. Хиросима — его родной город, здесь он окончил высшую школу. Во время бомбардировки Хиросимы Танге почти в возрасте Христа отсутствовал на родине, что его и спасло, — но в атомном пожаре погибли его родители. Делом чести и данью уважения жертвам, а также манифестом миролюбия и бессмысленности мщения стал мемориальный парк, план которого и ряд сооружений спроектировал 42-летний архитектор. Мемориал был разбит на площадке, образовавшейся на месте взрыва, в самом центре даунтауна. Своего рода маяком композиции и немым укором выбрана уцелевшая руина колокольни храма, оказавшегося по соседству с эпицентром взрыва. Ее не стали восстанавливать, и сегодня A-Bomb Dome (Собор атомной бомбы) с арматурным скелетом купола выглядит знаком скорбного восклицания. Танге применил в проектировании мемориального комплекса почерпнутые у Ле Корбюзье и Гропиуса подходы, отказавшись от традиционной японской антропоморфности и соединив, казалось бы, несочетаемое — масштабы личного и общественного. Модульные помещения его музея отвечают масштабу отдельного человека, а лестничные пролеты и похожие на птичьи клетки фойе отражали масштаб общественного коллективного. Традиционный японский аскетизм убранства перекочевал и сюда, обернувшись нарочитой бедностью интерьерного декора. Надо заметить, что архитектор намеренно отказался от всего этнического, создав музей вне национальности, вне расы и вне формации — таким, наверное, и надлежит быть мемориалу. В этом он был первым японским новатором и одним из основателей современной японской урбанистики. Скорбь скорбью, но жизнь продолжается…

Масштабирование традиций

Итак, несмотря на приверженность Кензо Танге национальной традиции, его архитектура отличается от нее прежде всего масштабами. Японские жилища издревле были антропоморфны, то есть соразмерны фигуре человека, — все детали интерьера и его пропорции измеряются ростом человека, размером локтя, стопы и кисти руки. Традиционный интерьер кратен спальному коврику татами, и все в японском интерьере и экстерьере поэтому прямоугольно и квадратно очертаниями. Индустриальным масштабам современного города эти рамки тесны, а потому современная японская архитектура — это увеличенная в разы модель традиционного жилища, составленная из этих миниатюрных жилых единиц наподобие пчелиных сот. В этом, кстати, проглядывается влияние Ле Корбюзье, конструировавшего свои железобетонные здания-муравейники из жилых модулей изолированных квартир, объединенных общими общественными пространствами. Увеличенные масштабы новой японской городской архитектуры потребовали новых материалов и конструкций. Прежние здания строились легкими и из природных материалов. В основном из древесины, с небольшим присутствием камня и глины в фундаментах. При этом японцы сооружали некоторое подобие легких многоярусных высоток задолго до идеологов баухауса и чикагской школы, представители которых очень гордятся таким своим изобретением. Конечно, небоскреб из дерева — далеко не аналог железобетонной конструкции со стальным скелетом, но идея та же. В общем, новые строительные материалы и технологии пришлись японцам как нельзя более кстати, позволив им строиться ввысь и надежно, что очень важно на стесненных и сейсмически рискованных островах. Небоскребы, спроектированные Кензо Танге, отвечают этим условиям, а визуально следуют канонам традиционного японского домостроения.

Эпигон Эйфеля

Не обошлось, конечно, и без подражательства рукотворным чудесам света, увиденным во время обучения в Европе. Например, в Токио встречает приезжих своя Эйфелева башня, склепанная в тех же формах, но более цветисто раскрашенная и подсвеченная. Японская архитектура давно тянется вверх, и башни здесь встречаются не только на листах метаболистских фантазий. Tokyo Tower авторства Кензо Танге появилась на свет еще в 1958 году: юная наследница Эйфелевой башни вдвое моложе нее, чуть выше ростом и почти в два раза легче — четыре тысячи тонн против семи тысяч. Как и парижская «гранд-дама», токийская «дама» по совместительству много лет подрабатывает и в развлекательной сфере — правда, экскурсии своим ажурным чревом не принимает. Амбициозные зодчие всего мира исправно, словно авторскими метками и вешками, продолжают украшать Страну восходящего солнца архитектурными вышками — стальными, алюминиевыми, стеклянными. В свою очередь, эпигонами эпигона Эйфеля стали гигантские проекты вроде Millennium Tower, они продолжают традицию создания мегаструктур, заложенную еще метаболистами, в числе которых значится автор «токийской железной леди» Кензо Танге.

Мегаполис-метаболис

Танге называют одним из ярчайших представителей школы «метаболической архитектуры». Он интересовался не только и не столько формой, а идеей, и концепция современного города как огромного живого организма стала основой урбанистического метаболизма. Эта идея и сейчас сохраняет актуальность. Особенно в условиях перенаселения больших городов и перенасыщения их автомобильной и прочей техникой. Как биологический организм, город обладает своей сетью дорог и инфраструктурных коммуникаций, которые закупориваются и дисфункционируют по прямой аналогии с больным человеческим телом. И лечить городские болезни нужно аналогичным способом — грамотным развитием мускулатуры и инфраструктуры, диетическими разгрузками, а зачастую и хирургическими методами. Территориально стесненному и популяционно перегруженному Токио метаболическая концепция пришлась по нутру, и в 1960 году Танге предложил ошеломивший мир проект Большого Токио. Архитекторы вынесли жизнь мегаполиса в Токийский залив на огромный обитаемый мост из сплетенных в замысловатую сетку автострад, переходов и эстакад, над которыми гроздьями висели дома. Это был последний реальный фантастический город ХХ века, в равной степени вдохновленный японским экономическим чудом и идеями Ле Корбюзье, развитыми его последователем Танге. И хотя никому ни на миг не приходило в голову, что этот проект удастся реализовать, японская архитектурная школа стала первенствовать и в градостроительстве. В значительной мере концепция Большого Токио как метаболического мегаполиса была воплощена, и сегодняшняя жизнь японской столицы не столь осложнена транспортными заторами и отравленной шумом и газами атмосферой — в отличие, скажем, от Москвы и родного нашего Красноярска.

Йо-го-го!

Наднациональное не всегда отвечает специфическим задачам — например, проведению Олимпийских игр, объекты которого непременно должны быть отмечены этническим колоритом страны проведения. Но и с этой задачей Кензо Танге блестяще справился, спроектировав универсальную арену, построенную к летним Играм 1964 года в Токио. Большой крытый стадион Gymnasium был возведен в парке Yoyogi японской столицы, строительство продолжалось с 1961 по 1963 годы. Стадион во время Игр использовался как водная арена для проведения соревнований по плаванию и прыжкам в воду. Сегодня он действует в основном как стадион для хоккея на льду. Он вмещает чуть больше тринадцати тысяч зрителей, что сегодня и не столь впечатляюще, — но не в размерах очарование, а в изяществе и новаторском подходе. Йойоги Гимназиум прославился особенным дизайном подвесной кровли и послужил прототипом многих последующих олимпийских объектов, как, например, стадион летней Олимпиады 1972 года в Мюнхене.

Кензо Македонский

Вслед за градостроительным опытом в отношении японской столицы последовало продолжение на земле Балкан. Столица одной из республик федеративной Югославии, Македонии, — Скопье — лежала в руинах после разрушительного землетрясения 1963 года, и Кензо Танге, отмеченный успехом градостроительного планирования в условиях сейсмически опасной родины, пришелся к месту и ко времени. Конечно, амбициозные планы Кензо Македонского воплотились лишь в малой мере, но легли в основу дальнейшего развития ставшей нынче суверенной балканской республики. Кензо можно по праву назвать не только Македонским, но и Миланским, и Болонским — для этих итальянских городов архитектор разработал планировку новых деловых районов. Даже в таком исторически оформленном городе, как Болонья, Танге сотворил отправную точку в виде современного района Фьера, спроектировав в 1967 году две современных башни. Сегодняшняя болонская Фьера разрослась кристаллами высоток вокруг этой архитектурной затравки и на подложке, спланированной Кензо Танге.

Деловая архитектура Дальнего Востока

И все же главным центром внимания архитектора всегда были города азиатского Востока, родной Японии и сиамского Сингапура. В Токио и других городах японского архипелага немало зданий от Кензо, и на сверхурбанизированном острове-государстве выросли целые районы его же авторства. Токио обязан Танге появлением многих правительственных и музейных зданий, а также деловой недвижимостью, объектами которой густо порос, начиная с 60-х годов двадцатого столетия. Сингапур совершил прыжок в новую эру чуть позднее Японии и во многом благодаря рожденным в ней идеологии и технологии. Так что Кензо Танге можно величать одним из авторов не только японского экономического чуда, но и сингапурского тоже. Среди построенных по проектам Танге объектов Технический университет и институт, жилые комплексы и школы, но главный вклад архитектора — в планировке площади под названием UOB Plaza. На ней высятся два небоскреба разной высотности (280-метровый на 67 этажей и 162-метровый на 38), объединенные шестиэтажным подиумом с прозрачным атриумом над city room — своего рода большим залом мэрии, украшенным кроме всего прочего скульптурой работы Сальвадора Дали. Обе башни имеют восьмиугольное основание и представляют собой фигуры вращения кубического объема, что стало очень модным в современной урбанистике. Корпуса башен подвергались последующим переделкам и модернизациям, но дух и экспрессия, заложенные Кензо Танге, остались неизменны. Фасады башен отделаны серым и белым гранитом, а остекление сопровождено инновационной системой трансформируемых жалюзи. Вообще, упоминая комплекс UOB Plaza, в первую очередь отмечают умелое использование и сочетание света и тени, а также эргономику и функциональность сооружения. Ненавязчивая эстетика Кензо Танге лишь сопровождает эти несомненные преимущества, растворяясь в знойном сингапурском небе.

Реквием для себя самого

Аналогии с Моцартом напрашиваются непроизвольно, поскольку прощание с умершим в 2005 году Кензо Танге проводилось в спроектированном им в 1964 году католическом соборе святой Марии в Токио. Катедору Сеи Мария Дейсейдо — это главный храм римско-католической церкви на островах. Прежнее здание постройки 1899 года, выдержанное в строгом стиле европейской готики, но построенное из древесины, сгорело во время Второй Мировой войны. Его место заняла модернистская неоготика Кензо Танге, спроектировавшего новый храм в соавторстве с кельнским архитектором Вильгельмом Шломбсом и цюрихским Максом Лехнером, а также неизменным помощником по многим проектам — инженером Йосикацу Цубои. Можно утверждать, в Соборе Токийской Богоматери сошлись воедино Дальний Восток и Западная Европа, готика и дзен. Танге выиграл конкурс в 1961 году, а строительство собора продолжалось всего три года — не в пример трем столетиям знаменитых готических соборов Европы. Оно и понятно, поскольку стилистика модернизма подразумевает простые и быстрые технологические решения. Возведенный в 1964 году, собор и сегодня выглядит ультрасовременным, похожим на космический корабль. В основании собор представляет собой крест, со всех сторон которого в небо взмывают восемь гиперболически-параболических поверхностей. Образованный ими крест света продолжается вертикалями четырех фасадов. Ко всему этому добавлен ромбоэдрический объем еще одной конструкции, включающей внутри себя баптистерий и купель. Их прямоугольные объемы контрастируют с символическим характером всего собора. Ансамбль довершает 60-метровая колокольня, немного отстоящая от основного здания. Космическую необычность зданию придают внешние поверхности, покрытые листами нержавеющей стали, что придает собору мистическую лучезарность отраженного зарева большого города. Города, одним из демиургов которого стал Кензо Танге. Ушедший из жизни на 92-м ее году, в день весеннего равноденствия 22 мая 2005 года, архитектор был отпет в собственноручно построенном соборе. В храме, соразмерном масштабами с его творческим вкладом в современную японскую и мировую урбанистику.

Геннадий Рыбаченко
Источник: Журнал «Сибирский дом» №5(77), май 2010 г.